Битва веков - Страница 73

— Освобожденные сами дойдут, к татарам в объятия без пригляда не кинутся, — махнул рукой князь. — По коням!

Отдохнувшие скакуны всего за два часа вынесли воинов к месту вчерашней схватки. В этот раз басурмане оказались настороже, и числом вдвое большим. Видимо, к отряду примкнули разогнанные накануне враги.

— Порвем как тряпку! — вскинул рогатину Андрей, ничуть не сомневаясь, что его пятнадцать сотен даже равного по силе противника разгромят без особого труда. — За мной! Ур-ра-а!!!

— Ур-ра-а-а-а-а! — подхватили клич бояре, разгоняясь с опущенными копьями.

— А-а-а-а!!! — завыла мчащаяся им навстречу коричневая толпа.

Полминуты — и конницы столкнулись.

Крымчаки выставили в первые ряды бандитов, одетых в кирасы и кольчуги. Но разве существует преграда, способная остановить рогатину разогнавшегося тяжелого всадника? Андрей, врезаясь в татарскую толпу, принял на наклонно выставленный щит и отбросил в сторону пику с цветастым бунчуком, сам же, чуть наклонившись, попал своим острием разбойнику в низ живота, над самой передней лукой. Тот щитом прикрылся — но деревяшка раскололась до умбона, и наконечник копья ушел в железо и плоть на всю длину. Другая татарская пика пролетела над плечом — кони ударились сторонами груди, и крымчак банально качнулся в седле. Князь резко опустил щит, дробя окантовкой его колено, дернул из-за спины бердыш, прикрылся еще от одной пики щитом. Чужой наконечник глубоко засел в древесине — Андрей бросил бесполезное оружие, бердышом махнул вдоль древка, просыпая вниз чьи-то пальцы, пригнулся, спасаясь от мелькнувшей справа сабли, рубанул в ответ, тут же уколол оказавшегося слишком близко впереди татарина. По спине кто-то ударил — но слишком слабо, чтобы прорубить толстые кольца байданы. Князь ткнул туда подтоком, обратным движением всадил острие бердыша в грудь замахнувшегося крымчака: доспешные басурмане уже кончились, и бояре хищно врубались в массу из халатов и тегиляев.

— Невольников русских захотелось?! — Привстав на стременах, князь с замаха разрубил вместе с шапкой голову бандита, сражающегося с боярином справа, отдернул бердыш к себе, закрывая грудь от точно направленной пики. Острие ударило в сталь, древко обломилось и со страшной силой ударило под левую ключицу, выворачивая из седла. Перед глазами мелькнуло стремя, голова содрогнулась, и настала темнота…

Прах к праху

Перед открытыми глазами качнулась серая ткань. Зверев испуганно приподнялся, вскрикнул от боли — но заметил справа в углу образок с лампадой и облегченно откинулся обратно: раз здесь икона, значит, он не в полоне, а среди своих, русских.

— Андрей Васильевич? — тут же появился у изголовья Полель. — Очнулся, княже?

— Где я?

— Князь Воротынский велел к себе в имение отвезти, как прослышал, что тебя ранило. Тут рядом, на Оке его удел.

— Я помню. — Андрей пошевелился, скрипнул зубами от боли: — Что со мной?

— Как подобрали, шлем прорублен оказался, да потоптались сверху лошади изрядно. Вся грудь, как кровоподтек един. Вестимо, ребра поломаны иные али многие.

— Обоз отбили?

— Все три отбили. И первый благополучно до Калуги дошел, и второй взяли, возле которого тебя сбили, опосля еще один бояре привели. Точнее не ведаю, мы с Изольдом тебя увезли.

— Хорошо… — облегченно закрыл глаза Зверев.

— Я сейчас бульончика принесу, княже. Тебе покушать надобно. Четыре дня бесчувственным пролежал, совсем ослаб, знамо дело. Я мигом, княже. Одна нога здесь, другая там…

Две недели князь Сакульский провалялся в перине. Не то чтобы он был очень слаб — но любая попытка пошевелиться вызывала такую боль во всем теле, что прямо хоть волком вой! Сначала отпивался густыми мясными бульонами, потом перешел на разваренный до состояния патоки кулеш. Постепенно боль отпускала, и он начал подниматься, медленно прохаживаясь по гульбищу огромного и пустого княжеского дворца. Хозяева пребывали в Москве — и князь Сакульский отлично понимал, почему.

Через месяц он окреп достаточно, чтобы самому подняться в седло. Пусть и морщась от боли при каждом покачивании, но спокойным походным шагом за неделю до столицы добрался. Хотя, надо признать, несколько дней потом в постели пролежал. Только в сентябре он почувствовал себя достаточно крепким и здоровым, чтобы нанести визит своему другу, князю Михаилу Воротынскому. Здесь он и услышал о подробностях самого страшного разгрома Руси за всю ее историю.

Оказалось, что татары Девлет-Гирея подошли к Серпухову уже на следующий день после отъезда князя Сакульского в Москву и начали переправу. Стоявшее под городом земское ополчение мешать им не стало, близко не подступало и не сделало по врагу ни единого выстрела. О том, что толпы бандитов идут по Серпуховской дороге, воевода Бельский отчего-то никому сообщать не стал, гонцов не послал ни к царю, ни к князю Воротынскому. Однако, едва крымчаки втянулись по тракту в леса, он, как и было приказано, развернул свою шестидесятитысячную армию и ударил им в спину. Невесть почему, однако же воевода Большого полка, командовавший всеми собранными на Оке войсками, самолично помчался на врага в числе передовых сотен. То ли князь Иван Бельский наслушался упреков в трусости, пока разбойников невозбранно мимо себя к столице пропускал, то ли не ставил ни во что обозные татарские части, то ли просто у него рука раззуделась самолично хоть несколько бандитов зарубить, али еще чего случилось, но уж так произошло: старший воевода князь Бельский помчался в атаку в рядах самых первых боярских сотен. И в первой же сшибке, в самом начале сечи получил столь тяжелые раны, что командовать больше уже не смог.